Современная архитектура Нижнего Новгорода

Творческая мастерская Харитонова и Пестова; 1984–1989 годы.

Несмотря на то, что проект реализовали ещё в советские годы, в его облике можно увидеть намечающиеся архитектурные изменения. Что ты такое? То ли социалистический вариант готики, то ли брутализм с элементами неоклассики, то ли сильно видоизменённый модерн. Знаменитые нижегородские архитекторы так лихо заигрывают с эклектичными образами, будто всю жизнь творили в Америке, а не в Советском Союзе.

Завершающий колонны ордер ироничным образом исчез вовсе. Да и сами цилиндрические подобия сдвоенных колонн играют чисто формальную, декоративную роль. Советская архитектура постепенно возвращается к «излишествам», с которыми боролась несколько последних десятилетий.

Из других интересных наблюдений: динамика острых объёмов роднит этот проект с немецким экспрессионизмом, многие годы считавшимся в СССР деструктивным течением.

Считается, что с этого проекта началось увлечение нижегородских архитекторов постмодерном. Здание цитирует французского мэтра деконструктивизма Кристиана де Портзампарка. Фасадное окно, напоминающее острый ноготь или волну, заимствовано из проекта парижской консерватории. Видно, что за местными концепциями стоит знание мировых трендов и истории.

В 1990-е смелостью отличались не только архитекторы, но и заказчики. Соединить в одном здании шаловливость капиталистического романтизма с почти баухаузовской лестницей, да ещё и в контексте дореволюционной деревянной застройки — сейчас на такое решится далеко не каждый.

1990-е были временем переосмыслений. Тогда создаются вариации на любые темы: от барокко до неолитической архитектуры. Именно поэтому постмодернизм — не стиль, но эпоха, внутри которой уживаются разные явления. Фьюжн был моральным ориентиром архитекторов-капромантье. А они породили архитектурный бодипозитив, составляющий основу облика наших городов.

Архитектуру Нижнего 1990-х невозможно представить без культового дуэта Александра Харитонова и Евгения Пестова. «Гарантия» — их самое знаменитое строение. В первой очереди (той, которая выходит на Малую Покровскую и в народе называется «сундучок с замочком») в постмодернистском ключе переосмысляется последний большой стиль дореволюционной России — модерн. Его осовременивали во многих городах страны, но именно нижегородские вариации признаны архитектурными критиками. Неудивительно: они контекстуально вписались в ткань города, богатого модерном.

После удачной первой очереди Харитонову и Пестову заказали вторую — и они не пошли по протоптанной дороге, а предложили совершенно новый проект. Представьте выверенное, максимально рационализированное конструктивистское строение. А теперь порежьте его на разные кусочки и соедините случайным образом. Получится деконструктивизм — направление, к которому чаще всего относят этот проект (который в народе прозвали «Титаником»).

Творческая мастерская Харитонова и Пестова; 1993–1994 годы

Практики заигрывания со стилем модерн в 1990-х удивительным образом перекликаются с периодом социально-политических реформ конца XIX — начала XX века. Тогда знаковые российские художники объединялись в сообщества по типу абрамцевского кружка, чтобы искать локальный художественный язык: современный, но близкий к народной культуре и многовековым традициям. Результатом их деятельности стала выработка основ неорусского стиля, соединившего популярные тогда тренды модерна с русскими элементами. Нечто подобное мы видим в проектах Харитонова и Пестова, созданных уже на новом витке исторической спирали.

Использование различных архитектурных деталей — вроде майоликовых панно, башни с куполом, рельефной рустовки — только усиливает эффект культурной преемственности между эпохами.

Творческая мастерская Харитонова и Пестова; 1998 год.

По очевидным, но непроверенным данным любимым блюдом большинства постмодернистов является винегрет. Во всяком случае, складывается впечатление, что именно с мечтами о нём архитекторы проектировали этот жилой комплекс. Все мыслимые и немыслимые виды эркеров, башенки, оконные и дверные проёмы, ироническая ордерная система и изгибчики на любой вкус выводят нас на совершенно иной уровень понимания изгибиционизма. И да, в последнем слове опечатки нет.

Как ни странно, подобные стилевые расколбасы были популярны во многих странах. Например, американский архитектор Майкл Грейвс шалил гораздо рискованнее, что не помешало ему стать мировой легендой.

Творческая мастерская Харитонова и Пестова; 1998 год.

На заре ресторанной деятельности в России «Макдоналдс» предпочитал экспериментировать с архитектурой. Одному автору или творческому коллективу позволялось проектировать не более одного здания. Так достигалось визуальное разнообразие, и росла конкуренция между архитекторами. Если собрать в единый путеводитель все «Макдоналдсы», построенные тогда в стране, то получится достойная энциклопедия архитектурных стилей: в Питере на Васильевском острове построили почти базилику в Виченце, а в Чебоксарах — сильно переосмысленный Колизей.

В этом проекте Харитонов и Пестов применили почти всю излюбленную палитру: деконструктивизм в сочетании с переосмыслением наследия модерна. А элегантные «шляпки», завершающие цилиндрические объёмы, разбавляются по-конструктивистски дерзкими диагоналями. Такая архитектура удовлетворяет эстетический голод не хуже, чем бургеры и картошка — физический.

Творческая мастерская Харитонова и Пестова; 1996 год.

Своими метаниями от модерна к неоклассике нижегородская архитектура 1990-х напоминает петербургские тенденции того времени. Архитекторы долго не могли определиться, какой стиль они больше любят. В конечном счёте в 2000-е мода изменилась и в тренды вошли «стекляшки». Но за предыдущее десятилетие успели построить много вариаций на тему дореволюционной архитектуры, переосмысленной в постмодернизме.

В разгар «лихих» 1990-х в Нижнем Новгороде воздвигают собственный «Акрополь»   — элитное жильё для новых русских. Премиальный дом с панорамными квартирами и видами на овраг. Украшают его сильно стилизованные пилястры, в капителях которых опытный глаз узнает ионический ордер. Говорят, если долго стоять перед главным фасадом, то можно увидеть, как из главных врат выходят античные мужи. Вот только вместо гиматия у них почему-то малиновые пиджаки, а вместо фигового листа — знак доллара на золотой цепи.

Творческая мастерская Харитонова и Пестова; 1995–1996 годы.

Возможность пожить в собственном дворце прельщала многих постсоветских романтиков. Несколько десятилетий «борьбы с излишествами» и косвенных запретов на игривость в архитектуре привели к декоративному буму после развала Союза. Долгое сдерживание, по метким словам Ильи Варламова, привело к «развратному сексу». Проектировщики меняли стили и направления как перчатки. Беспорядочные архитектурные связи приводили к рождению самых удивительных строений. Так в Нижнем появился свой собственный дворовый «Версаль» — элитный жилой дом, скрытый от посторонних глаз фасадами других зданий. Интересно, что в 1990-е новая городская архитектура часто строилась не по красной линии улиц, а во дворах. И это стало своеобразной визитной карточкой Нижнего Новгорода.

Сергей Тимофеев; 1996 год.

Этот дом легко найти на карте — выразительная дуга на фоне весьма хаотичной застройки. Он может быть ориентиром для путника, скитающегося в поисках сокровищ постмодернистской архитектуры. Действительно, именно в этом районе собраны лучшие представители местного капиталистического романтизма.

В 1990-е красный кирпич широко применялся в строительстве по всей стране. Но именно здесь материал и форма вступили в действительно нетоксичные отношения. Благородный рельеф рисунка кирпичной кладки подчёркивает строгость и монументальность премиальной архитектуры. Имитация рустовки, классические массивные карнизы, трапециевидные эркеры — всё должно намекать на родство нижегородского дома с итальянскими палаццо эпохи Ренессанса.

Творческая мастерская Харитонова и Пестова; 1994–1996 годы.

«Пила» скромно расположилась во дворе дугообразного элитного дома, выполненного в духе Ренессанса. Контраст между двумя строениями очевиден. Но по-конструктивистски аскетичное архитектурное решение «дома-пилы» с лихвой компенсируется дерзким народным названием. Однажды кто-то разглядел на виде сверху ножовку по дереву, а мы теперь это не можем развидеть. Единственный объединяющий фактор между двумя домами — строительный кирпич. В период раннего капиталистического романтизма его использовали почти во всех проектах.

Творческая мастерская Харитонова и Пестова; 1997–1998 годы.

В этом проекте чувствуется влияние ар-деко: соединение строгих монументальных форм с экспериментальными и даже немного экзотическими элементами. Неудивительно, что острые «клювики» в оформлении крыши многим напоминают восточные пагоды. Добавить немного красных фонариков — и нижегородский чайнатаун готов!

Угловые остеклённые лоджии и круглые окна у основания отсылают к конструктивистским жилым домам конца 1920-х годов. А иронично переосмысленный ордер врастающих в карниз пилястр однозначно говорит о постмодернистском характере постройки. Добавить к этому несколько упругих изгибчиков на центральном фасаде, а также расстекловку в духе шотландского орнамента — всё, джентльменский набор архитектора-капромантье полностью собран.

Творческая мастерская Харитонова и Пестова; 1986–1994 годы.

Интересный пример переосмысления советского наследия брежневского времени. «Каскад» собирает воедино два обособленно стоящих здания. Внимательный зритель увидит границу между новым и старым. Выразительные вертикали торца дома, вытянувшегося вдоль улицы Максима Горького, подросли в два раза и продолжились в виде небольшой дуги. А место, где раньше был широкий проход во двор, теперь занято каскадом светлых параллелепипедов.

Архитекторы с помощью аскетичных визуальных приёмов осуществили деконструкцию двух модернистских коробок. Или, как мы обычно говорим, скапроментировали советские проекты — добавили в сложившуюся застройку немного капиталистического романтизма. Как ни крути, увеличение выгодной площади — одна из основ рыночной экономики.

Творческая мастерская Харитонова и Пестова; 1998–1999 годы.

Для конца 1990-х этот дом выглядит очень передовым. Простая геометрия, отказ от излишней шаловливости и декоративности — признаки постепенного отхода от постмодерна в сторону метамодерна. По меткому выражению исследователей архитектуры, метамодернизм — это модернизм, познавший прелести постмодернизма. Игра уступает место рациональности, но совсем не уходит. Иными словами, «дом-куча» сильно опередил своё время. Такая архитектура в больших количествах появляется в России только ближе к концу 2000-х.

Остатки постмодернистской игривости выражаются в контрастном противопоставлении нижней и верхней частей дома. Как выразился архитектор Барт Голдхоорн, создаётся впечатление, что на ординарный дом-коробку сверху приземлилась деревня. Такое решение продиктовано окружающем контекстом: нижнюю часть «кучи» закрывают трибуны стадиона «Динамо», а верхняя хорошо просматривается со многих видовых точек.

Архитектурная мастерская «Архстрой»; 1999–2001 годы.

Ранее на месте длинного жилого дома был целый квартал деревянной дореволюционной застройки. Многие горожане до сих пор вспоминают утраченное и поминают недобрыми словами современное строение. Ещё на этапе проектирования архитекторы попытались найти компромисс между старым и новым. Нет, историческое наследие не сохранили, но в облике проекта попытались передать прежнее разнообразие и средовую соразмерность.

На Ошарскую улицу выступают несколько объёмов, выполненных в разных стилистиках. Башенки, треугольные и выпуклые крыши — всё это должно отсылать к дореволюционному прошлому места. А многоэтажный, простой по геометрии, жилой корпус утоплен вглубь, чтобы визуально не перебивать цельность уличной застройки.

Алексей Каменюк, Евгений Пестов; 2004–2015 годы.

Проект 2004 года больше десяти лет ждал реализации. Выглядит он настолько современно, что складывается впечатление, будто тайное мировое правительство архитекторов умышленно утаивало его многие годы. Уж слишком шокирующе эта зелёная мечта хипстера смотрелась бы в середине 2000-х.

Но проект не лишён и постмодернистских аллюзий. В сторону соседней «Башни-репродуктора» — проекта Евгения Пестова из 1990-х — стекает своеобразный стеклянный водопад. В нём, как в кривом зеркале, отражается фасад в духе неомодерна с выразительной майоликой. В итоге рождается весьма игривый диалог зданий из двух разных эпох.

Андрей Рубцов, Валерий Никишин, Мария Седова; 1994–1996 годы.

Этот проект — настоящий учебник постмодернизма. Создаётся впечатление, что авторы собрали все любимые архитектурные элементы, изрядно порубили их и соединили в единую композицию на одном фасаде. В контрасте со стоящем рядом аскетичным конструктивизмом «Реликварий» выглядит особо эффектно. Удивительные исторические виражи совершает архитектура: от рационального «а зачем вы это построили?» до игривого «а почему бы и нет?».

Смакуйте: окна на любой вкус, парадоксальные капители, карнизы, иронический ордер, использование мозаики и цветовых панно, ажурные ворота и решётки. А при большом желании можно увидеть даже церковную апсиду.

Борис Тарасов; 2001 год.

Архитектура российских мечетей отличается смелым экспериментальным подходом. Один из самых ярких проектов был выполнен в Нижнем Новгороде. В образном решении доминируют плавные обтекаемые формы, отсылающие к нижегородской школе неомодерна 1990-х годов. Но присутствуют и башенки-стаканы — приметы стеклянной архитектуры уже следующего десятилетия. По ряду признаков это здание можно отнести к переходному периоду, когда регионализм и контекстуализм постепенно уступали место более интернациональным, общемировым тенденциям.

Виктор Быков, Александр Сазонов, Дмитрий Слепов; 2000–2001 годы.

В 2000-е по всей России начинается архитектурный перелом: от аккуратного эклектизма и переосмысления культовых образцов мирового постмодернизма переходят к зрелому капиталистическому романтизму. Его важной частью стало строительство «стекляшек». Если в предыдущее десятилетие по большей части занимались историческим самокопанием, поиском локального языка, то теперь вектор проектной мысли сдвинулся в сторону ярких контрастов, характерных для хай-тека.

Но даже в таком стеклянном «айсберге», нахально врезавшемся в центр города, удалось найти компромисс между дореволюционной застройкой и новой архитектурой. Частью здания стал восстановленный двухэтажный дом, стоявший ранее на месте торгового центра.

Александр Дехтяр, Василий Бандаков; 2005–2009 годы.

Яркий пример стеклянной архитектуры, равнодушной к контексту окружающей застройки. Массивное «зерно» с выпуклыми многометровыми ленточными окнами даже не пытается быть похожим на кого-то из своих соседей. Наоборот, это здание хочет контрастировать, привлекать к себе внимание.

Интересно, что по проекту планировалось построить две похожие стекляшки. Вторая должна была занять место концертного зала «Юпитер». Но, по удивительному стечению обстоятельств, типовой модернистский зал не снесли, а реконструировали в конце 2010-х. Теперь в нём снова проходят концерты, и с фасада на площадь, как и несколько десятилетий назад, взирают бородатые глашатаи социализма.

Александр Худин и другие; 2000–2018 годы.

Один из самых крупных долгостроев Нижнего Новгорода. Первоначальный проект 2000 года создавался для отеля и напоминал смелые проекты конструктивистов. Но даже тогда о нём писали, как о концепции многократно закодированной классики: корни якобы растут из античной архитектуры.

Реализованный жилой комплекс очень далёк от конструктивистских образов, хотя застройщик похоже считает иначе. На сайте дома можно прочитать следующее: «классическая архитектура эпохи конструктивизма». Глубина этой фразы ускользает от нас, поскольку большинство видит в проекте отсылки к сталинским высоткам и помпезному ампиру.

Максим Ширнин, Каурбек Багаев; 2011 год.

Характерная для «Газпрома» динамичная стекляшка со множеством разнообразных архитектурных элементов. Подобных зданий компания настроила достаточно по всей стране. Если в 1990-е и начале 2000-х в Нижнем Новгороде в большей степени был развит контекстуализм и регионализм, то в последующее время вектор проектирования повернулся в сторону унификации и интернационализации. Локальную архитектуру вытеснила универсальная.

Но даже в этом здании можно наблюдать характерные для нижегородского постмодернизма элементы: иронический ордер и острые углы — «клювы». А чаша из тонированного стекла над главным входом роднит проект с петербургским «стаканизмом».

Творческая мастерская архитектора Быкова; 2001–2003 годы.

Один из первых крупных торговых центров, построенных в Нижнем Новгороде в постсоветские годы. Стеклянный храм нового времени — эпохи капитализма. Открытость широким массам подчёркивается огромным прозрачным «экраном», выходящим на улицу Белинского. В нём любой прохожий может наблюдать счастливых потребителей местных бутиков.

Контраст архитектуры раннего и зрелого капиталистического романтизма хорошо считывается при сравнении торгового центра со стоящим напротив домом 1991-1993 годов. Бескомпромиссный металлик противопоставляется кирпичной кладке. Хай-тек вступает в диалог с эркерами, рустиком и декоративными шарами. Аккуратная контекстуальная архитектура уступает место дерзновенной интернациональной.

Творческая мастерская архитектора Быкова; 2008 год.

А теперь предлагаю пройтись по «девяти кругам» капиталистического романтизма — божественным в своей ироничности, но часто презираемым стилевым нюансам. Для каждого города или региона характерны локальные «круги», но имеются и общие для всех. Один из них — синее тонированное стекло. Разве можно помыслить отечественный постмодернизм без ослепительно лазурного или нежно-блакитного? По задумке архитекторов здания, украшенные таким образом, должны сливаться с вечно голубым российским небом.

Но проектировщики помнят и о тленном, спускают нас с небес на землю. Видимо по этой причине тонированные стёкла иногда перемежаются ироническим ордером, классическим декором и массивными стенами.

Архитектурная мастерская «Архстрой»; 2016–2017 годы.

Яркий представитель современной метамодернистской архитектуры. В 2010-е годы проектировщики, уставшие от оголтело-игривого постмодерна, обратились к функционалистскому наследию первой трети XX века. Ле Корбюзье был бы счастлив увидеть, как его идеи развиваются в наше время. Рациональный аскетизм: длинные панорамные окна, открывающие вид на парк и Волгу, «коробочные» структуры и ненавязчивая работа с рельефом.

На двух уровнях расположились кафе, летняя веранда, художественная галерея и ресторан, заработавший множество наград. Само здание тоже не отстаёт и в 2018 году стало победителем нижегородского «Рейтинга архитектуры». По сложившейся традиции лидера голосования в прямом смысле слова съедают его же авторы. Но не постройку, а торт в виде выполненного проекта.

Проектное бюро «ДА»; 2008–2014 годы.

Зоя Рюрикова, руководительница архитектурного бюро и авторка проекта, говорит, что делает региональную архитектуру с опорой на локальную идентичность. В этом плане она продолжает традиции нижегородского постмодернизма, заложенные ещё в 1980-е годы.

Форма многоквартирного дома напоминает многократно увеличенный скворечник — отсюда возникают ассоциации с пернатыми, и складывается неформальное название. А пастельные горизонтальные линии на фасадах отсылают к другому известному проекту конца 1990-х — «Дому-куче» Александра Харитонова и Евгения Пестова.

Проектный институт «Арена»; 2013–2018 годы.

Стадион построен к Чемпионату мира по футболу 2018 года. Архитекторы и горожане долго дискутировали о месте строительства. Рассматривались Гребной канал и деревня Ольгино, но в итоге выбрали Стрелку, где в советские годы был речной грузовой порт. Район хорошо просматривается из центра и с обеих речных магистралей города: Оки и Волги. Такое ответственное место требует выразительной архитектуры, которая не подавляла бы старое окружение.

Эффект прозрачности создаёт кольцевая крытая галерея, сформированная трёхгранными пилонами. Основной массив стадиона утоплен вглубь этой каркасной конструкции. Ажурные бело-голубые панели создают ощущение завихрения — многометрового водоворота. Оно усиливается при взгляде с высоты птичьего полёта.

Стадион — наглядный пример метамодернистского подхода в архитектуре, возвращающегося к рациональности, но не забывающего о постмодернистской игривости и символизме.

Архитектурная мастерская SPEECH; 2019–2022 годы.

Ажурные металлические конструкции создавались для павильонов XV Всероссийской промышленно-художественной выставки 1882 года в Москве, а в 1896 году переехали на нижегородскую выставку. Затем павильоны демонтировали и продали по частям. Многие десятилетия их фрагменты служили каркасом для портовых пакгаузов.

В ходе подготовки к Чемпионату мира 2018 года власти решили расчистить район Стрелки под парковки и проезды. Каркас пакгаузов лишили оболочки, предохраняющей их от внешних воздействий, что заставило волноваться многих защитников исторического наследия.

Уже после чемпионата был разработан план реставрации и консервации. Внутри каркасов появились павильоны, облицованные полированной нержавеющей сталью. Создаётся впечатление, что они полностью растворяются в окружающем контексте. Ничто не мешает любоваться красотой инженерных конструкций.

Станислав Горшунов, Анастасия Булахова; 2020–2021 годы.

Долгое время на месте павильона был грязный котлован. Только к 2020 году решили построить здесь конгресс-холл. Проект не должен был визуально подавлять дореволюционный эклектичный корпус Главного ярмарочного дома. За основу нового здания взят простой прямоугольный объём, фасад которого решён в виде «живой стены» — поворотных пилонов револьверного типа. Светлые опоры, напоминающие колонны античного храма, расположены так, что вертикальное остекление и раскрывающееся внутреннее убранство словно движутся параллельно с прохожим.

Интерьер выглядит так же лаконично: аскетичные формы, спокойные тона. Исключением является одна небольшая деталь — красное пятно, предназначенное для кафе. Один из авторов проекта, Станислав Горшунов, называет это сердцем здания.

Примыкающий к павильону первый корпус 1990-х годов в преддверии 800-летия города покрыли зеркальными панелями с выразительной подсветкой.

Первоначальный проект: Юрий Карцев, Сергей Касаткин; 1986–1988 годы. Реновация: Станислав Горшунов, Анастасия Булахова; 2020–2021 годы.

В позднесоветское время пробуждается большой интерес к конструктивистскому наследию 1920-х — начала 1930-х годов. Для II Всесоюзных юношеских игр по гребному спорту в Горьком возводят один из лучших в стране примеров неоконструктивизма. Гнутые остеклённые поверхности, кубистическая структура, простые формы и контрастная окраска запутывают зрителя. Да кто вообще выполнил этот проект: Илья Голосов или легендарный Константин Мельников?

Изначально рамы окон были серыми и чёрными. При реконструкции авторы добавили больше ярких цветов. А вот красные цилиндрические колонны сохранили прежний оттенок. Логотип «НН800» на одном из фасадов — новый элемент, говорящий о том, что реновацию осуществили к юбилею города. Функцию судейской вышки здание потеряло, но расположившееся здесь кафе, кажется, делает эту архитектуру только актуальнее.